От Коя до Гоя » Мозаика

«Пристегнитесь, потому что знаете что? 2023 год, мы говорим о еврейской власти. 2023 год, мы говорим о Холокосте. Вот куда это должно было пойти», — Ник Фуэнтес

Я приехал в Нью-Йорк четыре года назад со знакомой еврейской историей: я бежал от антисемитизма. Я вырос в космополитическом Лондоне, где яростные антиизраильские настроения были нормой, а антисемитские настроения были обычным явлением. Когда я был подростком, однокурсники по лагерю сказали мне, что их родители не позволят им дружить с евреями. Когда во время стажировки в парламенте я рассказал коллегам о своем еврействе, меня допрашивали, служила ли моя семья в ЦАХАЛе. В колледже меня забаррикадировали в комнате протестующие антисионисты, которые смеялись и снимали меня, стуча в окна. Это была эпоха после иракской войны, после финансового кризиса, и в Британии дела шли не очень хорошо. Крайне левые, возглавляемые Джереми Корбином, увидели возможность, создали новое движение и вскоре возглавили Лейбористскую партию. Корбин и его последователи, некоторые инстинктивно, а некоторые сознательно, использовали антисемитизм как политическую стратегию – как клин, отделяющий хакеров от чистосердечных, и как сигнал их готовности говорить смелую правду о мире. Целью этой стратегии в основном были не консерваторы на другой стороне парламентской палаты. Это были остатки блэровских левоцентристов внутри собственной партии Корбина, и, ну, многие из них так уж случилось, что были евреями.

Конечно, я не был одной из этих целей. Я был консерватором с того момента, как понял это слово и движение, которое оно подразумевало. Это была еще одна причина моего отъезда из Великобритании: я нацелился на консервативное движение в Соединенных Штатах, которое, по моему мнению, было самым замечательным и успешным в своем роде. И одной из ключевых вещей, которая меня привлекла, было уникальное положение тамошних евреев. Этим евреям, многие из которых были известны, справедливо или ошибочно, как неоконсерваторы, потребовалось время и очень тяжелая работа, чтобы закрепиться – избежать подозрений и быть принятыми в движении, известном своими сумасшедшими. Но, начиная с 1970-х годов, они, с помощью таких фигур, как Уильям Ф. Бакли, добились этого.

Когда мои мечты начали сбываться и я впервые побывал в Вашингтоне, я почувствовал такое же чувство приветствия со стороны людей, с которыми столкнулся. Я встречал консерваторов самого разного происхождения — либертарианцев, сторонников жизни, внешнеполитических ястребов и многих других — и мне показалось, что одной из главных позиций, которая их объединяла, была их поддержка Израиля и еврейского народа. Они задавали искренне заинтересованные вопросы о моей еврейской жизни. Евреи были у них на уме, в хорошем смысле.

Здесь не место подробно рассказывать об изменениях и давлении на американских правых в целом за последние пять-шесть лет, но достаточно сказать, что сегодня чувства Вашингтона и более широкого движения совершенно иные. Когда я впервые приехал в Вашингтон, молодые претенденты, с которыми я встречался, иногда спрашивали друг друга, когда они в последний раз были в Израиле. Теперь вопрос: «Где вы были 6 января?» И некоторые не имеют в виду это, надеясь, что ответ будет «где угодно, только не в Капитолии».

Действительно, чем больше я это слышал и чем больше исследовал настоящее эссе, я осознавал, сколько разговоров я подавлял с момента переезда в Соединенные Штаты в 2019 году — разговоров, которые, как мне казалось, я оставил за Атлантикой. Разве я не промолчал, когда мой друг выразил свою симпатию Канье Уэсту в октябре 2022 года, после того как Уэст написал в Твиттере 30 миллионам подписчиков о том, что собирается провести «смертельную аферу 3 против еврейского народа»? Разве я не вежливо рассмеялся, когда на праздничной вечеринке консервативного журнала в Нью-Йорке редактор высмеял евреев Верхнего Ист-Сайда за то, что они ведут себя как Берни Мэдофф и надевают слишком много пар безвкусной обуви? Разве я не молча смотрел в ответ, когда одноклассник саркастически-льстивым тоном назвал Бена Шапиро «суперевреем»?

Некоторое время я предполагал, что мои собеседники были членами альтернативных правых или симпатизировали им — интернет-движению недовольных, создателей мемов и неонацистов, которое достигло пика своего влияния и позорной репутации в первые годы существования. администрация Трампа до того, как реакция на марш 2017 года в Шарлоттсвилле заставила ее членов вернуться в свое онлайн-подполье (и еще глубже в свою собственную монокультуру).